Иерусалим обреченный [= Жребий; Салимов удел; Судьба Салема; Судьба Иерусалима / Salems Lot] - Стивен Кинг

Мэтт устало кивнул:

— Странно. Да. Еще несколько ночей… и я боюсь, что…

— Давайте бросим ходить вокруг да около, — предложил Кэллахен.

— Прекрасно. Давно пора.

Мэтт рассказал свою историю с начала до конца, ничего не оставляя в стороне. К тому времени, как он завершил свой рассказ, вечерний кошмар закончился для Бена и Джимми. Для Сьюзен Нортон он только начинался.

Закончив, Мэтт с минуту помолчал, потом спросил:

— Ну что? Я сумасшедший?

— Во всяком случае, вы убеждены, что люди решат именно так. Несмотря на то, что вам удалось убедить мистера Мерса и вашего собственного врача. Нет, я не думаю, что вы сумасшедший. В конце концов, сверхъестественное — это моя профессия.

— Но…

— Я вам расскажу одну историю. Не знаю, правда это или нет, но я этому верю. Лет пять назад один мой хороший друг — отец Раймонд Биссонет из Корнулэлла — написал мне, что его пригласили в отдаленный угол прихода хоронить девушку, которая «просто угасла». Его поразило, что гроб девушки оказался полон шиповника, а рот набит чесноком.

— Но это…

— Традиционная защита от встающих мертвецов. Народное средство. На вопрос Рэя отец девушки совершенно буднично ответил, что ее убил инкуб. Вы знаете, что это такое?

— Сексуальный вампир.

— Девушка была обручена с парнем, которого насмерть сбила машина за две недели до свадьбы. У этого парня — его звали Бэннок — на шее было большое родимое пятно клубничного цвета. Через два года девушка обручилась с другим. За неделю до второго оглашения она вдруг разорвала помолвку. Сказала родителям и друзьям, что Джон Бэннок приходил к ней ночью и она согрешила с ним. Ее теперешнего жениха, как писал Рэй, больше беспокоила мысль о ее умственном расстройстве, чем о возможности демонического визита. Но девушка умерла, и ее похоронили по старым церковным традициям.

Рэй решил написать не поэтому. Через два месяца после похорон во время утренней прогулки он заметил у могилы девушки молодого человека, — молодого человека с красным родимым пятном на шее. У Рэя с собой оказался фотоаппарат: он делал снимки живописных уголков для своих родителей. Так что смог несколько раз снять этого юношу. Когда он показал фотографии в деревне, реакция была поразительная. Женщины падали в обморок и принимались молиться посреди улицы.

А на следующий день фотография молодого человека со всех снимков исчезла. Выцвела.

— И вы этому верите?

— Да. И подозреваю, что поверит большинство. Обычный человек вовсе не так предубежден против сверхъестественного, как это часто думают и пишут в художественной литературе. Писатели-мистики обыкновенно в сто раз меньше верят в духов и демонов, чем средний человек с улицы.

— Тогда… вы попробуете выяснить кое-что для меня? И не станете возражать против того, чтобы носить с собой святую воду или еще что-нибудь в этом роде?

— Вы сейчас встали на неверную теологичеескую почву, — серьезно сказал Кэллахен.

— Почему?

— Когда я выступаю, вооружаясь теми священными атрибутами, о которых вы говорите, я не просто Кэллахен, а агент Священной Католической Церкви. Тогда я — представитель Христа на земле. Я все еще достаточно верю в мистическую силу церкви, стоящей за мной, чтобы содрогнуться при мысли о легком согласии на ваше предложение. Церковь не что-то вроде духовного бойскаутского отряда. Церковь — это Сила… а Силу нельзя бездумно приводить в движение, — он сурово нахмурился. — Вы понимаете это? Жизненно важно, чтобы вы это понимали.

— Я понимаю.

— Видите ли, в этом столетии в католической церкви концепция зла претерпела радикальное изменение. Вы понимаете, что тому причиной?

— Наверное, Фрейд.

— Очень хорошо. В двадцатом веке католическая церковь выработала новое представление: Зло с маленькой «з». Нет больше рогатого чудовища с хвостом и копытами, нет Змея в райском саду. Дьявол по евангелию от Фрейда — не что иное, как гигантская совокупность нашего подсознания. Безличная. Безжалостная. Неприступная. Изгнание Фрейдовского дьявола так же невозможно, как сделка Шейлока — взять фунт плоти без капли крови. Католической церкви приходится пересматривать весь поход к злу: бомбардировщики над Камбоджей, война в Ирландии, восстания в гетто, биллион еще меньших зол, кружащих над миром тучей москитов. Сейчас церковь меняет свою старую кожу духовного целителя на облик социально активной, общественно сознательной фигуры. Церковные общины подыгрывают гражданским правозащитным движениям. Церковь обеими ногами вступает в мир.

— Где нет колдунов, инкубов и вампиров, — продолжил Мэтт, — а есть избиение детей, кровосмешение и загрязнение окружающей среды.

— Вот именно.

— И вам это ненавистно…

— Да, — спокойно признался Кэллахен. — Мне это кажется позорным. Все равно как если бы католическая церковь объявила, что Бог не умер, а только слегка одряхлел. По-моему, я вам ответил, правда? Что вы хотите, чтобы я сделал?

Мэтт объяснил.

Кэллахен подумал и спросил:

— Вы понимаете, насколько это идет вразрез со всем, что я вам сейчас говорил?

— Напротив, по-моему, это шанс для вас подвергнуть церковь — вашу церковь — испытанию.

Кэллахен глубоко вздохнул:

— Хорошо, я согласен. При одном условии.

— Каком же?

— Все мы, кто отправится в эту маленькую экспедицию, сначала пойдем в магазин мистера Стрэйкера. Там мистер Мерс, как наш глашатай, прямо объяснит ему, в чем дело. И у нас будет возможность наблюдать его реакцию. А у него будет возможность рассмеяться нам в лицо.

— Так мы его предупредим, — нахмурился Мэтт.

Кэллахен покачал головой:

— Предупреждение немного ему даст, если мы все трое — мистер Мерс, доктор Коди и я — твердо решим, несмотря ни на что, выполнить свое намерение.

— Хорошо, — отозвался Мэтт без энтузиазма, — я согласен, если согласятся Бен и Джимми Коди.

— Ладно, — вздохнул Кэллахен. — Вас не обидит моя горячая надежда, что все это существует только в вашем воображении? От души надеюсь, что этот Стрэйкер действительно рассмеется нам в лицо.

— Ничуть не обидит.

— Я действительно надеюсь. Признаюсь вам: я боюсь.

— Я тоже, — тихо сказал Мэтт.

Но возвращаясь в церковь, Кэллахен вовсе не ощущал страха. Он был в приподнятом настроении, чувствуя себя обновленным. Впервые за многие годы ему, трезвому, не хотелось напиться.

У себя он направился прямо к телефону и позвонил в пансион Евы Миллер.

— Алло? Миссис Миллер? Могу я говорить с мистером Мерсом?.. Его нет? Да, понимаю… Нет, ничего передавать не надо. Я позвоню завтра. Да, до свидания.